– У вас чудесный дом, брат Эрей, – добавляя в голос сахара столько, что нормальный человек уже давно бы запросил пощады, произнесла я.
– О, спасибо, ваше высочество, – не поперхнувшись от избытка сладости, ответил храмовник, – этот дом достался мне от отца, а я лишь отремонтировал его со временем.
– Отец брата Эрея был графом, – посвятил меня в тонкости Зак, – но сам брат выбрал стезю служения.
Храмовник подкрутил ус, пригладил седую прядь на виске и кивнул:
– Для меня это была единственная дорога в жизни.
– А разве не для всех, избравших служение богине, это единственно верный путь? – скромно улыбнулась я.
– Не всегда, – чуть посерьезнев, ответил храмовник, пригладил жилет на необъятном животе и позвонил в колокольчик, вызывая слугу, – разные бывают случаи. Для меня служение с самого детства было не просто словами, а смыслом жизни.
Я понимающе улыбнулась, сообразив, что в эту минуту брат Эрей говорит искренне.
Мы еще долго пили чай, болтали. Но теперь игра отошла на второй план. Не сказать, что я поверила храмовнику, но здесь и сейчас я полностью убедилась, что зла он ни мне, ни Заку желать не может.
Так бывает с некоторыми людьми. Будто кто-то свыше спустился на миг и оставил отметину на лбу своего избранника, навсегда привязав его мысли, желания и деяния к иному миру через поцелуй веры. Не могут такие люди обманывать, таить злобу. Но… Они так же не могут видеть злобу в окружающих и, сколь бы мастерски не играли, не способны разглядеть врага.
В полдень мы с Закари покинули дом брата Эрея и направились к следующему храмовнику. Принц не задавал вопросов, но по выражению его лица я поняла, что он все спланировал и продумал. И то, что сначала мы посетили брата Эрея, это неспроста. Леож решил посещать служителей по степени доверия к ним, а значит, следующему он если и не доверяет, то не считает опасным.
– Брат Маркус, – назвал имя Зак, – у него светлые волосы и желтовато-карие глаза. Помнишь?
Я наморщила лоб, вспоминая храмовников. Брат Маркус среди них выглядел бледной тенью: желтовато-зеленая кожа, красные от усталости глаза, слипшиеся давно не мытые волосы. Да и наряд его был основательно измят, будто для храмовника внешний вид не имел значения.
– Расскажи о нем.
Зак на секунду задумался, а потом пожал плечами, словно о чем-то договорившись с собой. Не люблю такое поведение, когда мне преподносят ничего не значащие факты.
Я продолжила улыбаться, хотя внутри появилось желание взять Зака за отвороты камзола и как следует потрясти. Он ведь знает куда больше меня, но совсем не желает делиться.
– Брат Маркус – затворник. Редко появляется среди людей. И о нем мало известно. Ходят слухи, будто бы он приходится сводным братом отцу. Мне не понятно, зачем он выбрал стезю веры, в то время как сам всерьез увлечен наукой. Он проводит целые дни в своем доме, где ставит химические опыты.
Я едва слышно присвистнула и уставилась в окно, ожидая визита к храмовнику. Людей, подобных брату Маркусу, я не любила. С ними ничего нельзя знать наверняка. Они постоянно витают в своих мыслях, полностью отдаваясь делу.
Из небольшого дома на окраине столицы мы едва унесли ноги, при этом ругаясь с братом Маркусом. А он, заламывая руки, с подвываниями пытался потушить подол моего платья, перемежая все всхлипами и извинениями. Мне хотелось смеяться, а Заку, судя по искоркам в глазах, – остановиться и придушить незадачливого химика. Я держалась из последних сил, едва ли не зажимала рот ладонью и представляла себе, что произошло до нашего появления.
Не удивлюсь, если, проснувшись этим утром, брат Маркус решил: день пройдет спокойно, только перед приходом гостей проведу пару опытов. Он встал с постели, может, даже умылся, натянул линялый сюртук и уже прожженные в нескольких местах штаны, всунул ноги в удобные толстые ботинки, защищавшие его от проливающихся реактивов, и приказал подать завтрак в лабораторию. И даже не услышал, как кухарка в очередной раз разразилась тирадой в адрес брата Маркуса, обнаружив в своем котле для кипячения воды его инструменты. Инструменты знатно отчистились и простерилизовались, но вот воду в дело уже пустить нельзя, а из-за странноватой коричневой пленки на поверхности еще и выливать надо очень аккуратно.
Попеременно то разжевывая жесткий кусок мяса с хлебом, то поглядывая на огонь под колбами, брат Маркус забыл и о времени, и о визите, а единственный лакей настолько привык к поведению хозяина, что не стал уточнять, стоит ли вести гостей прямо в лабораторию. И как следствие всего: дрогнувшая рука храмовника, разлившаяся на пол из разбитых стеклянных чаш смесь, тут же превратившаяся в пар, а затем – в столб огня. И как только ни у меня, ни у самого химика волосы не загорелись, а ведь я с таким спокойствием и уверенностью переступила порог…
Оказавшись в карете и выслушав извинительную тираду брата Маркуса, который одновременно пытался оттереть с лица копоть, мы дружно милостиво промолчали и позволили кучеру увезти нас подальше.
– И что теперь? – Я притопнула туфелькой по тлеющему краю подола и воззрилась на Зака. – Следующий кто? Стрелок-самоучка? Или кулинар-отравитель?
Принц несколько секунд хмуро пялился в окно, игнорируя мой взгляд, а потом по его губам скользнула крошечная улыбка. Я хихикнула и притопнула по ткани еще раз. Леож расплылся в широкой улыбке и, откинувшись на сиденье, расхохотался:
– Ну и рожа у него была, когда… мы вошли.